АМАЗОНСКИЙ ДОЖДЕВОЙ ЛЕС
В лесу, кроме участков по берегам рек, не увидишь красивых открытых перспектив, и нужно научиться искать мелкие подробности его внутренней жизни: маннакин, танцующий перед своей самкой в чаще леса; гнездо муравья, спрятанное в изгибе листа, откуда при малейшей угрозе вторжения выскакивают муравьи-солдаты и, барабаня по листу, подают боевые сигналы. Наблюдения эти доставляют скорее интеллектуальное, чем эстетическое удовольствие. Но одно дело стоять не двигаясь, и, если улыбнется счастье, увидеть крадущегося оцелота, совсем другое — отправиться на поиски конкретного существа. Сквозь ширму, образованную переплетающимися древесными стволами и лианами, невероятно трудно разглядеть даже самых шумных птиц, вроде издающей резкие пронзительные звуки крикливой сорокопутовой пихи (Lipaugus vociferans). Например, хотя нам удалось несколько раз записать причудливую мелодию певчего толстоклювого крапивника (Cyphorhinus arada), мы так и не сумели его заснять.
В лесу есть, конечно, млекопитающие, живущие на «дне», такие, как олени и свиньи, в том числе большая мазама (Mazama americana) и белогубый пекари (Tayssu albirostris). Они собираются в большие грозные стада. Здесь бродят древние животные, например броненосцы и даже кустарниковые собаки (Speathos venaticus), но большинство более крупных животных обитают на деревьях или в реках. В течение тысячелетий обилие воды при бедной растительности под пологом леса вынуждало животных приспосабливаться к жизни на деревьях. Ведь только в лесах Северной и Южной Америки найдены животные, имеющие цепкий, приспособленный для хватания хвост, хотя он встречается и у таких совершенно различных групп животных, как обезьяны, относящиеся к приматам, кинкажу (Potos flavus) — к хищным, древесные дикобразы — к грызунам и четырехпалый муравьед — тамандуа (Tamandua tetradactyla) — к неполнозубым. Пятая хватающая конечность — полезный придаток, когда кормиться приходится на дереве!
Наблюдать за тем, что происходит в самом пологе леса, можно, только повалив дерево или соорудив металлическую вышку. Первый метод можно было бы считать забавным, не применяйся он так часто, второй же — трудноприменим, ибо требует массы времени и средств. Насколько мне известно, во всей Амазонии существуют только две постоянные вышки, что, мягко говоря, совершенно недостаточно. Вот почему умение Нила лазать по деревьям и его способность мастерить съемочные площадки оказались для нас неоценимым качеством.
фотографии
В Перу он практиковал такие приемы: подыскивал цветущее или со спелыми фруктами дерево, которое привлекало бы птиц и обезьян. Затем выбирал где-нибудь рядом дерево с тройным разветвлением на нужной высоте и устанавливал треугольную платформу. Дональдо нарезал сучья и подавал их вверх при помощи шкива, а Нил подвязывал их там, где надо, веревками, маскируя сооружение более тонкими веточками. Они с Дональдо ухитрялись соорудить платформу и установить на ней камеру всего за три часа. Однако это было далеко не всегда просто.
Часто выбранное дерево оказывалось сплошь перевито лианами, и, чтобы забраться наверх, приходилось их вырубать, а в лианах могли укрываться гнезда ос и пчел, не говоря уже о муравьях.
Однажды Нил взбирался на отличное огромное дерево; его щедро раскинувшаяся крона позволяла хорошо обозревать окружающую растительность. И только он собрался попросить Дональдо поднять шесты, как почувствовал, что большой сук под его ногами, превращенный термитами в труху, вот-вот обломится. Он уже почти перебрался на соседнее дерево, как вдруг мелкие пчелы огромным облаком набросились на него и принялись отчаянно жалить. Обычно не жалящие галикты уже набились в его шевелюру, неотступно роились вокруг глаз, попадали в рот и нос. Почти в то же мгновение на соседнем дереве Нил увидел кормящихся попугаев ара, что было, по его собственному признанию, «достаточным поводом для того, чтобы спуститься вниз». Тем временем привязанная к его поясу веревка, которую он должен был плавно опускать, запуталась в буйных «усах» лазающего бамбука.
Пытаясь высвободить веревку, стоящий внизу Дональдо задел ветви бамбука и стряхнул на себя целое облако белой пыли, которая известна тем, что, попадая на кожу, причиняет болезненные ожоги. На отчаянные вопли Нила поторопиться и избавить его от пчел Дональдо смог только простонать: «Да я весь в этой жгучей пыли». Они все же изловчились, и Нил благополучно спустился на землю. Но только тогда, когда пыль попала ему на руки, он понял, в чем дело. Дональдо сорвал с себя рубашку и носился по лесу, словно раненый тигр, ничего не замечая вокруг. Боль не давала ему покоя и ночью; кто-то, сжалившись, снабдил его парой противовоспалительных таблеток. Потом он жаловался, что всю ночь «лез на стенку». Мы знали о свойстве бамбуковой пыли вызывать раздражение кожи, но никто не подозревал, насколько оно невыносимо, и, как подытожил Дональдо, «от леса, который кишмя кишит сюрпризами, лучше держаться подальше».
В другой раз Дональдо шел по лесу, записывая голоса птиц, и смотрел больше на полог леса, чем под ноги. Как вдруг в листве послышался легкий шорох. Он глянул вниз: семифутовая змея — бушмейстер — ползла через тропинку в шаге от него. К счастью, Дональдо шел медленно. Бушмейстер — одна из самых крупных обитающих в лесу змей. Ее укус безусловно смертелен: даже с учетом своего размера она выделяет так много яда, что, если у вас и окажется противозмеиная сыворотка, гарантии спасти жизнь практически нет.
Среди деревьев, с которыми мы хорошо познакомились, надо назвать танжарану, или трипларис; его также называют «palo santo» — «священное дерево». Это низкорослое дерево довольно часто встречается на затопляемых землях и имеет прелестные цветки.
Танжарану являет собой яркий пример необычных взаимосвязей, столь широко распространенных в тропическом лесу. Во внешнем облике дерева нет ничего особенного, но, если постучать по его состоящему из отдельных сегментов стволу, из множества отверстий выскакивают большие муравьи — их укус ядовит — и полчищами разбегаются по всему дереву и окружающей земле. Ствол дерева в середине имеет небольшой круглый канал, который соединяется с «туннелями», проходящими во всех ветках, даже в самых тонких. Благодаря такому строению муравьи могут подниматься по сердцевине дерева, добираясь до пазухи листа, что помогает деревьям избегать повреждений от травоядных — насекомых или млекопитающих. Укус муравьев-ацтеков, так они называются, тем более болезнен, что реакция на него несколько замедлена, поэтому, прежде чем вы почувствуете жжение, три или четыре негодяя уже успевают вонзить свои челюсти в вашу кожу. Муравьи также отгрызают верхушки лиан и других растений, «посягнувших» на территорию вокруг «их» дерева, — ведь эти растения выступают конкурентами в борьбе за питательные вещества почвы. Испытывая в них недостаток, деревья не могут принести в жертву травоядным много листвы, поэтому некоторые растения приспособились наполнять листья ядовитыми веществами, часто ценными для медицины (например, хина, кураре и т. п.). Другие растения поручают эту миссию муравьям. Без них им бы не выжить, и словно в благодарность дерево предоставляет своим защитникам жилище. А кустарник токока у основания каждого листа сдает маленькую двухкомнатную квартирку семье крохотных муравьев, готовых в любую минуту защищать свою территорию от посягательств других насекомых-чужаков.
Мне не терпелось увидеть, что же снимает Нил, поэтому я убедил его подтянуть альпинистскую веревку и прикрепить ее к платформе. Когда-то мне показывали, как пользоваться альпинистским мягким снаряжением и скобами, скользящими по веревке, с их помощью можно взбираться на высоту, используя только силу ног. Здесь же я был всецело предоставлен самому себе, и, чтобы оказаться под платформой, нужно было расчистить к ней подступы снизу при помощи мачете. Веревка сильно натянулась, и я подскочил в воздух; в мозгу невольно промелькнуло; всюду ли правильно закреплено снаряжение? Медленно поднимаясь, я добрался до первого яруса из сплетенных ветвей. Потом вытащил хорошо наточенный нож-мачете и начал рубить их. Малоприятное чувство — орудуя обеими руками, рубить все вокруг рядом с веревкой, которая одна лишь и держит тебя на высоте тридцати футов над землей. Не торопясь, я осторожно продвигался вверх. Теперь появилась другая проблема: веревка, которая оставалась на месте всю ночь, была обнаружена муравьями, и они облюбовали ее в качестве кратчайшей трассы на вершину дерева. Каждый раз, когда я передвигал замок, на меня обрушивалась свежая порция из двух десятков муравьев, в то время как несколько штук уже бежали по шее вниз. К счастью, их укусы не были так невыносимы, как муравьев-ацтеков. Назад пути не было: я уже смог понять — спускаться вниз так же трудно, как и подниматься. В конце концов, сжавшись от страха, я все-таки достиг вершины и повалился на платформу. Тут был иной мир: ослепительный свет, цветы и огромные сплетающиеся между собой зеленые шатры древесных крон. Высоко в небе плыли облака, а совсем рядом, пронзительно крича, летали ары и другие попугаи. На ветках ящерица охотилась за муравьями, а те в свою очередь охотились за мной. Возможно, она никогда не отваживалась спускаться на землю. Колибри ныряли в цветы, деревья слегка покачивались от дуновения бриза. Оглянувшись на веревку, уходящую подо мной вниз, во мрак леса, я увидел примостившуюся на ней геликоновую бабочку, привлеченную ее ярким цветом. Чувство страха снова охватило меня: зловещий сумрак леса затаился и ждет, когда я сделаю хотя бы один неверный шаг. Я понял, зачем Нил окружил себя кусками ткани, смоченной в инсектициде: он пытался спастись от пчел-галиктов. Невыносимые существа!
