АМАЗОНСКИЙ ДОЖДЕВОЙ ЛЕС

     Над нами светилось звездное небо, а где-то внизу простирались островерхие черные хребты Анд. Словно прощаясь со Вселенной, они уходили вдаль, на восток. Пять часов утра. Перед нами — «край мироздания». Стоя в том месте, где древние инки поклонялись восходящему солнцу, мы опустились на колени среди замерзшего ковыля «ичу». Медленно обозначалась граница земли и неба, которое бледнело, наполняясь желтым светом, и вдруг внизу, на глубине двенадцати тысяч футов, открылись необъятные просторы дождевого леса — таинственное сумрачное море зелени и тумана. Где-то далеко-далеко, дальше, чем могло показаться, сверкнула желтая искра, потом другая... и вот уже разлилось сияние, а еще через несколько секунд позади нас заискрились в лучах солнца пики Кордильеры-Вилька-бамба — белые на фоне темного высокогорного неба.
     На несколько мгновений солнце будто замерло в нерешительности на своем вертикальном подъеме, затрепетало и даже опустилось к горизонту, приобретая синеватые оттенки, затем прорвалось сквозь светопреломляющие слои воздуха и поднялось над лесом, заливая светом этот последний из оставшихся на Земле великий край девственной природы. Вокруг нас на мхах и альпийских цветах заискрился иней, слоистые облака, надвигавшиеся из долины, сомкнулись и скрыли от дневного света бромелиевые и орхидеи. Теперь по узкой однопутной дороге с замысловатыми поворотами нам предстояло спуститься намного ниже облаков, что плыли далеко под нами, и покинуть высотный мир — царство кондора.
     Мы были на пути к дождевым лесам Амазонской низменности, в национальном парке Ману, названном так потому, что здесь протекает приток реки Мадре-де-Дьос, впадающей в Мадейру, которая сливается с Амазонкой ниже Манауса. Со мной были Дональдо и Нил Реттиг, оператор из Чикаго, большой мастер по съемкам в тропическом лесу. Нил обладал к тому же уникальной способностью взбираться на деревья с «кошками», какие обычно используют при подрезке сучьев. Проведя к тому времени семь недель в непроходимых зарослях, мы уже накопили значительный опыт и познали трудности, сопряженные со съемкой в джунглях.

фотографии

     Самым доступным для нас местом оказалось Иксплорес-Ин — местечко на реке Тамбопата, в Перу, близ границы с Боливией. Туристический домик был центром заповедника, занимавшего пятьсот гектаров низменного леса — намного более сухого, чем лес ближе к самой Амазонке. Среди зоологов — специалистов по южноамериканским птицам заповедник славился наибольшим числом видов, встречающихся на континенте (пятьсот одиннадцать на каждые пять квадратных километров — в период нашего пребывания). Это означало, что по видовому разнообразию мир пернатых в этом районе богаче, чем где-либо, и включает все — от гарпий, пожирающих обезьян, до крошечных колибри.
     В Амазонии, особенно в районе Икитоса, много туристических домиков. В большинстве случаев они строились в лесу, который уже давным-давно лишился деревьев с твердой древесиной и часто представлял собой вторичную растительность. Большая часть животных была уничтожена или ради хлеба насущного, или в экспортных целях, и, хотя некоторые из них восстанавливаются (экспорт живых животных из Перу был запрещен в 1974 году), в Икитосе вряд ли можно получить представление о тропическом лесе. В верховьях реки Тамбопата еще обитает несколько индейских племен, которые оказали упорное сопротивление первым вторгшимся сюда отрядам вооруженных пилами и топорами охотников за ценной древесиной. «Золотая лихорадка», вспыхнувшая ныне на соседней реке — Мадре-де-Дьос, пока отводит опасность колонизации. В течение нескольких лет Макс Гюнтер упорно выполнял просветительскую миссию, побуждая прибывших ученых изучать лес в окрестностях Иксплорес-Ин. В результате в этом краю была проведена самая лучшая в западной Амазонии инвентаризация леса. Как обнаружилось, от двадцати до пятидесяти процентов собранных видов ранее не были известны науке!
     Лес по берегам большинства рек представляет собой буйные заросли деревьев, великанов и карликов, густо увитых вьющимися растениями, лианами. В редко посещаемых районах изобилуют зимородки, цапли и аисты, иногда стаи обезьян, с деревьев свисают гнезда-корзиночки трупиалов. Путешествие на каноэ или еще лучше на моторной лодке, которая очень популярна в Амазонии, несомненно, доставляет удовольствие, по крайней мере в первые несколько часов.
     Другое дело — путешествие в глубины леса. Первое, что удивляет, — его доступность. Работая в амазонских лесах, пробираясь через их дебри, мы никогда не испытывали тех трудностей, какие довелось испытать в бамбуковом лесу на острове Чилоэ в Южном Чили. Тем не менее в лесах Амазонии сумрачно, нежарко и уныло. Очень сложно проводить съемки в самых глубинах леса — наиболее интересных для нас. Все дело, по-видимому, в том, что там нет четких форм, а главное, нужной освещенности — она то слишком слабая, то, наоборот, слишком сильная в образовавшихся «прогалинах». Тонкий слой из опавших, иногда колоссальных размеров листьев покрывает землю; сквозь него пробиваются побеги, травянистые растения и небольшие деревца. Над всем этим возвышаются тонкие, прямые, беловатые стволы деревьев более низкого яруса. Амазонский лес отличается тем, что здесь вряд ли увидишь упавшее дерево, как на Огненной Земле, а по сравнению с горными лесами совсем мало мхов и эпифитов, растущих на деревьях, зато иногда на глаза попадаются листья, по форме удивительно напоминающие растения гостиничных холлов. То здесь, то там огромные стволы поддерживаются хитроумными сплетениями из крепких подпорок, имеющих корни, похожие на огромных извивающихся по земле змей. У других деревьев колючие корни-подпорки образуют конические пучки, сросшиеся со стволом над землей на высоте человеческого роста. Лианы свешиваются с полога петлями, и через их хаотичные переплетения к солнцу прорываются лишь деревья-великаны. Тишина и безжизненность леса подавляют. Но это иллюзорное впечатление: лес не молчалив. Он до такой степени поглощает звук, что, если вы заблудитесь, кричать о помощи бесполезно. Лес, конечно, и не безжизненный, хотя количество животных по отношению к растительности здесь очень мало.
     В этих местах нелегко работать из-за влажности и насекомых, и, как ни малоприятно тащить тяжелую ношу, пробираясь по узкой тропе и увертываясь от лиан, цепляющихся за рюкзаки, проваливаться в ямы, оставшиеся на месте сгнивших деревьев, натыкаться на паутину, каждый раз, как только остановишься и напряжешь внимание, испытываешь радость от встречи с чем-нибудь удивительным. Мы поражались щеголеватой окраске бабочек, их «подражанию» опавшей листве, великолепием танагры, причудливыми формами насекомых, трудолюбию муравьев. Вот огромный муравей-отшельник длиной в целый дюйм. Такой муравей однажды укусил Нила, когда он спускался с дерева. Нил чуть не умер от боли, и целых три дня его мучила лихорадка. Но этот муравей вел себя как-то странно — то бегал, то прятался под листьями; выяснилось, что его преследовала паразитическая муха-горбатка, пытавшаяся отложить ему на шею яйцо. Если бы это удалось, из яйца вышла бы личинка, которая стала питаться живым муравьем.
     Дарвин когда-то писал: «В Англии каждый, кто любит естествознание, умеет получать удовольствие от преимущества пеших прогулок: совершая их, он всегда увидит что-нибудь интересное; но в этих краях с благодатным климатом, насыщенных жизнью, буквально шагу нельзя ступить, чтобы не встретить предмета, привлекающего внимание».