ПУСТЫНЯ В ЦВЕТУ И ЖИЗНЬ ВЫСОКОГОРНЫХ ОЗЁР
Я был так взволнован красочным зрелищем и удачно сделанными кадрами, что беспрестанно и безнадежно запутывался в веревках и трубках кислородной системы.
Дональдо, у которого полностью отсутствовал инстинкт самосохранения, отправился в полет, имея на ногах лишь открытые сандалии без пяток. За бортом двенадцатиградусный мороз, и дверь, как я уже говорил, отсутствовала. Я видел, как постепенно у Дональдо синели ноги, но он уверял, что не замерз.
Мне хотелось уговорить пилота перелететь через границу Чили с Боливией, тогда мы имели бы возможность заснять «лагуна»-Колорадо — родину фламинго Джеймса (Phoenico-parrus jamesi). Это очаровательное розовое озерцо лежало всего лишь в пятнадцати километрах от нас. Однако полет совпал по времени с пограничными спорами между Чили и Аргентиной, которые тогда как раз должны были ответить папе Иоанну Павлу на его послание в качестве арбитра относительно государственной принадлежности пролива Бигль. Два года назад эти споры чуть было не привели к войне. Если бы Аргентина напала на Чили, что казалось весьма вероятным, судя по ее воинственным высказываниям в прессе и приготовлениям, Боливия и Перу могли, по-видимому, начать атаки с севера, чтобы попытаться отторгнуть территорию (над ней мы только что пролетели), которая сто лет назад была отвоевана Чили в Тихоокеанской войне.
Единственным свидетельством щекотливых межгосударственных отношений была вежливая просьба пилота не фотографировать чилийские объекты. Но пересечь хребет Токотокара пилот не решился из-за опасения спровоцировать войну. Я мечтал также заснять величественный вулкан Ликанкабур (девятнадцать тысяч четыреста двадцать пять футов) и его близнец — вулкан Джурикус со стороны Боливии (граница между Чили и Боливией проходит между их вершинами) таким образом, чтобы «лагуна»-Верде, зеленая, как молодой горошек, была видна на переднем плане. Но внизу хорошо просматривались боливийские военные машины — похоже на то, что дороги недавно выравнивались. Без сомнения, на земле с повышенным вниманием наблюдали за нашими подъемами и спусками, когда мы делали дубли вулканов. Но мне стало горько от мысли, что бесценный район по сути «ничейной» территории с ее захватывающими панорамами, первозданной природой мог превратиться в военный плацдарм.
В этот момент запас кислорода в самолете начал истощаться, и нам пришлось отключить свои маски, чтобы оставшийся кислород приберечь для пилота. Мы не роптали на судьбу. Съемки закончились на нормальной высоте; в Каламу самолет возвращался уже почти с пустыми баками. Все ощущали какую-то вялость, несомненно, вследствие скачков атмосферного давления: ведь спуски и подъемы колебались от двенадцати тысяч до двадцати тысяч футов над уровнем моря. Не знаю, как другие, но, что касается меня, я с удовольствием ощутил под ногами земную твердь.
После торжественного ленча, на котором присутствовал и экипаж самолета, мы снова двинулись в путь и всю остальную часть дня провели в машине, мчавшейся на юго-запад, через пустыню Эль-Татьо, чтобы запечатлеть на пленку самую высокогорную зону гейзеров в мире.
Дорога сносная, но большие уклоны, разреженный воздух и тяжелый груз не позволяли нам преодолевать подъемы иначе как разогнавшись — мотору не хватало мощности. На ночевку мы разместились в удобном помещении, оно принадлежало администрации когда-то существовавшего проекта по использованию тепла вулканического района для получения электроэнергии. По моему настоянию ужин был легким, но ночью мы все равно спали плохо, страдая от сердцебиений; наутро некоторые из нас проснулись с сильнейшей головной болью — верный признак горной болезни. Мы находились на высоте четырнадцать с половиной тысяч футов.
На восходе солнца гигантские столбы пара поднялись со дна долины и из небольших водных бассейнов, где пузырилась вода, кипящая уже при температуре восемьдесят шесть градусов.
Вырывающиеся вверх струи пара построили из кристаллического кремния и хлоридов маленькие конусы и трубы. Земля вокруг, там, где на нее выплескивалась вода, была покрыта теплолюбивыми, вернее, теплостойкими водорослями; на стоках они создавали целое буйство красок в стиле экспрессионизма.
В полдень, спустившись вниз, мы возвратились в маленький истомленный солнцем городок в колониальном стиле — Сан-Педро-де-Атакама и взяли курс на Аргентину — по дороге, ведущей к ее границе.
И вот снова медленно и натужно мы поднимаемся на Пуну. Наклонная толща игнимбрита прорезана здесь крутостенными ущельями с зеленеющими пятнами растительности. Над нами вздымались вулканы. Было нестерпимо жарко и сухо. Знойно палило солнце. Чем выше в горы, тем сильнее пустыня накладывала свой отпечаток на растительность: редкие пучки травы, кактусы. Нам повстречалась группа нанду Дарвина: эта птица обитает в высокогорье, и мы видели ее раньше в горах Пайне. Однажды проехали мимо трех самцов викуньи — изящного, похожего на оленя сородича гуанако; животные были так поглощены семейными неурядицами, что заметили нас только тогда, когда мы подъехали совсем близко. Тут они галопом рванули прочь — лишь золотистые шкурки да белые струйки пыли из-под копыт сверкнули в лучах заходящего солнца. Повсюду блестящая желтая трава и черные потоки застывшей лавы. Пейзаж настолько театральный, что чувствуешь себя в нереальном мире.
фотографии
Надрываясь, машина медленно прошла через перевал на высоте четырнадцать тысяч триста футов, обогнула массивный поток застывшей лавы, и перед нами открылась «лагуна»-Леджия — цель нашего путешествия. Лучо Пена заверил меня, что здесь гнездятся рогатые лысухи (Fulica cornuta). Их местообитанием являются несколько высокогорных озер в Андах Чили, Боливии и Аргентины. Эти птицы остаются загадкой из-за своего любопытного мясистого «хоботка», свисающего черной сережкой над клювом (никто не знает его назначения).
Солнце садилось. Нас окружали величественные вулканы, рядом — голубая «лагуна» с множеством фламинго. Пока велись съемки, я все больше убеждался, что гнездовий лысух здесь быть не может. Эти птицы устраивают гнезда из водорослей, но в воде не было видно никаких признаков растительности. Дул резкий холодный западный ветер, перекатывая белые шарики соленой пены от прибоя в лагуне. Они уносились дальше, в пустыню. Скоро стемнеет, и температура мгновенно упадет значительно ниже нуля. Топливо кончается, а мы изнурены блеском солнца, высотой. Я пытался припомнить другие места гнездования лысух.
Пришлось проехать еще десять километров до Аквас-Кальентес, соленого озера с маленькими «лагунами», где мы надеялись найти признаки лысух. Но вместо этого обнаружили еле заметный знак, выцарапанный на ржавой крышке банки из-под масла. Не без труда прочитали: «Мины». Значит, мы находились в центре минного поля!
Осторожно отведя машину назад по старой колее, мы решили поставить палатки на открытых ветру, но зато безопасных берегах «лагуны»-Леджиа: по крайней мере оттуда можно было наблюдать великолепную картину рассвета. Я надеялся быть свидетелем эффектного зрелища — восхода солнца над вулканами, но оно появилось на голубом небе как-то сразу в виде светло-желтого шара. Его лучи тотчас же немного согрели наши заиндевевшие палатки. Ни малейшего дуновения ветерка, и фламинго, застывшие над своими розовыми отражениями в зеркальной глади озера, казались в два раза более длинноногими, чем на самом деле. Тишина нарушалась лишь криками андских чаек и андских гусей — самых крупных из южноамериканских гусей.
С биноклем в руках я прошел несколько километров вдоль восточного берега «лагуны». Если есть чайки — должна быть и другая птичья живность. Длинная соляная отмель отделяла узкое серповидное озерцо с пресной водой от соленых вод. Озерцо покрылось тонким льдом, на котором скользили, стараясь удержать равновесие, крупные пушистые птенцы чаек. Узкая полоса растительности окаймляла берег, и неожиданно среди зелени я увидел гнездо лысухи — хорошо заметная с берега куча водорослей. Одиночное гнездо рогатой лысухи — Лучо оказался в конце концов прав. Мы засняли пару взрослых птиц, кормящих пушистых черных птенцов на краю соляной отмели, — все на фоне вулканов. Птицы вытаскивали близ берега обрывки водорослей и давали их птенцам. Их черные, похожие на кисточки «рога» свисали над клювами.
Рогатая лысуха, официально признанная редкой птицей, гнездится только на высоте более десяти тысяч футов и на очень ограниченной территории. Но я был далек от восхищения этим редким созданием: лысуха не заслуживает того, чтобы добираться с таким трудом до мест ее обитания.
В 1946 году В. Р. Милле, чилийский рантье и натуралист, производя исследования на лодке, изучил несколько гнезд. Он сообщил, что они устроены на «конических каменных холмиках», поднимающихся со дна озера на высоту примерно два метра и имеющих верхнюю площадку размером в десять квадратных футов. Камни для конических фундаментов лысухи по одному переносят в клюве с берега озера или со дна отмелей на площадку гнездования. В этой изнурительной работе участвуют оба супруга. В высшей степени удивительное поведение для птицы! Автор также сообщил, что птицы используют «рога» для переноса водорослей, необходимых при строительстве гнезда.
Лысухи обычно строят гнезда из водорослей, и никто, кроме Милле, никогда не видел, чтобы они сооружали каменные сваи. Несомненно, они могут обходиться без них. Из всего этого ясно одно: лысухи вряд ли вообще достаточно изучены. В радиусе ста пятидесяти ярдов и более вокруг обнаруженного нами гнезда совсем не было камней. Что же касается «рога», то в январе он явно не использовался по тому назначению, о котором говорил Милле, — для сбора водорослей и кормления птенцов. Возможно, в период спаривания — в ноябре — он набухает при брачных играх (другие лысухи вместо него имеют участок ярко окрашенной голой кожи на лбу). «Рог» может случайно «запутаться» в бесформенных пучках водорослей, которые птица обычно собирает для гнезда, и тогда они попадают в гнездо. Гигантская лысуха, обитающая в очень похожей среде, притаскивает растения для гнезда именно таким образом — без помощи какого-либо отростка.
Всякий, кто может выдержать грозы и лед «инвьерно боливиано», прожить несколько недель при жестоком холоде в легкой палатке, пусть убедится в этом. Но слова «рогатая лысуха сооружает каменную платформу» я вычеркнул из сценария.