«Эту ошибку Севастьянов признал,— пишет Вик. Васильев,— но объяснил, что в письме Кампоманесу он просил «лишь» прервать матч на три месяца. А в какой это было момент! Ответ мы находим в интервью Севастьянова, опубликованном в «Правде» 31 октября (то же самое было заявлено на пленуме Федерации 22 октября.— Д. П.): «Письмо было направлено президенту ФИДЕ при счете 5:1 в пользу Карпова...» Неужели Виталий Иванович забыл, что он обратился к г-ну Кампоманесу не при счете 5:1, а при счете 5:3, когда чаша весов, учитывая психологическое состояние Карпова после двух поражений подряд, вдруг заколебалась...
     И на пленуме, и в интервью в «Правде» Виталий Иванович, имея в виду злополучное письмо, говорит «мы»: «Мы предложили...», «мы ссылались...». Простите, кто это «мы»! Тогдашний первый заместитель Виталия Ивановича, он же один из арбитров матча Юрий Львович Авербах, например, об этом письме понятия не имел, что же говорить о других членах президиума федерации!..»
     Но кто-то же из членов президиума «имел понятие» о письме? Может, зампреды Н. Крогиус и В. Батуринский? Или председатель комиссии по пропаганде и печати А. Рошаль (пресс-атташе делегации А. Карпова), которому обычно поручают редактировать решения пленумов и президиумов?
     Не мог же, в самом деле, Виталий Иванович сочинить такое письмо в одиночку, если он сам говорит: «Мы...»? Трудно что-либо утверждать. По тем временам вполне допустимо, что требование о перерыве в матче было просто спущено сверху.
     Известно, что Батуринский (в печати) и Рошаль (в фильме «Тринадцатый») осудили решение прекратить матч. Действительно, это невиданный, вопиющий случай: у Карпова отобрали два завоеванных в тяжелейшей борьбе очка! Но как отнеслись бы те же люди к решению о трехмесячном перерыве, которое стало бы тоже невиданным и не поддающимся никакому определению нарушением законности?
     Это прекрасно понимал «общительный филиппинский мастер», начиная печально знаменитую пресс-конференцию от 15 февраля 1985 года в отсутствие Карпова и в присутствии Каспарова. Но известие об отмене счета 5:3 оказалось полной неожиданностью для Карпова, которого Кампоманес, по собственным словам, «покинул буквально за 25 минут до прихода» на пресс-конференцию. Чемпион тут же поспешил в зал и заявил протест. Претендент тоже подтвердил готовность продолжать матч и спросил у Кампоманеса: «Для чего весь этот спектакль?»
     Возникла сумятица. Был объявлен перерыв «для принятия окончательного решения». Что было потом за сценой? Об этом писал позднее Каспаров:
     «... На меня давили, чтобы я подписал официальную бумагу о своем согласии с решением Кампоманеса. Я возражал: «Если Карпов не сдает матч, то прекращать борьбу — против правил». Но все было уже решено. Даже Карпов теперь не говорил, что хочет продолжать матч... В итоге он поставил подпись под «историческим» документом, я же отказался это сделать.
     Было видно, что Карпову тоже не очень хотелось подписывать бумагу, и он сделал это только после того, как Севастьянов, похлопав его по плечу, сказал: «Давай, Толя, подписывай. Это хорошая бумага».
     Наверное, Виталий Иванович искренне стремился помочь другу. Однако, выступая в июле 1988 года по телевидению, Карпов заявил: «Мне нанесли страшный удар»,— и выразил сожаление о том, что его втянули в переговоры о перерыве в матче.
     В связи с этим — последний вопрос: как же умудрился председатель Советской шахматной федерации, действуя за спиной одного советского шахматиста, нанести страшный удар другому?

«ЗАЧЕМ ЖЕ ТОГДА ФЕДЕРАЦИЯ!..»

     Узнав об итогах октябрьского пленума, Каспаров перестал сотрудничать с президиумом Федерации. Через два-три месяца аппаратные «ходы» посыпались как из рога изобилия.
     А шахматная жизнь шла своим чередом. В ноябре состоялась Олимпиада в Салониках, где превосходно сыграли и Каспаров, и Карпов — и наша мужская команда победила с большим отрывом. В декабре Карпов стал первым на чемпионате мира по быстрым шахматам — новом соревновании ФИДЕ, а Каспаров возглавил команду советских гроссмейстеров на матче со сборной мира (тоже по быстрым шахматам), проведенном АГ под эгидой ЮНИСЕФ и Детского фонда имени Ленина.
     Необычный матч вызвал и необычные толки.
     13 декабря со страниц «Советского спорта» Федерация заявила, что «к указанным мероприятиям в Мадриде ока не имеет никакого отношения...» Позднее А. Рошаль уточнит; «К сожалению». И, не вдаваясь в причины явления, с нажимом добавил: «Действительно, жаль, что Федерацию лишили отношения к мадридским мероприятиям» («64», № 4, 1989).
     А. Суэтин, посетив декабрьское заседание президиума (где об этих неслыханных «мероприятиях» докладывал Н. Крогиус), написал: «Странные «игры» вокруг доски». И удивился, что «поездка готовилась без ведома Шахматной федерации и Управления шахмат Госкомспорта СССР...» («Правда», 19 декабря 1988).
     Побывавшему на том же заседании спортивному обозревателю ТАСС В. Бабкину стало обидно за Федерацию: непослушный Каспаров почему-то «без всякого согласования с ней организовал в Мадриде (пусть и в благородных целях) так называемый ''матч...''» Кроме того, в столице Испании оказались и другие «люди, не делегированные Шахматной федерацией СССР. Зачем же тогда Федерация в самом деле!» («Спортивная Москва», 22 декабря 1 988).
     Через неделю, в той же «Спортивной Москве», заявил о себе и М. Крохов — «Позвольте не согласиться» — и строго выговорил коллеге: «Пора, пора бы нам всем усвоить накрепко: благородные поступки не нуждаются в согласовании! В отличие, понятно, от поступков дурных...»
     Правда, в данном случае «согласование», притом скрепленное официальным документом, как раз было — с руководителями Госкомспорта, то есть прямым начальством Н. Крогиуса. На это обратил внимание, выступая 25 декабря по Всесоюзному радио, спортивный комментатор Я. Дамский: «О предстоящем благотворительном поединке знал или должен был знать по роду своей деятельности начальник Управления шахмат гроссмейстер Крогиус Николай Владимирович — и одновременно не знал об этом первый заместитель председателя Шахматной федерации СССР гроссмейстер Крогиус Николай Владимирович. Мистика? Сюрреализм? Театр абсурда? А может быть, стиль работы и надежда, что этот документ, как и два других аналогичных, никогда не увидит свет?»
     Но вернемся к нелегкой полемике М. Крохова с В. Бабкиным. Оказывается, «несогласному» критику (и, видимо, его незримому вдохновителю из «64»?) понятно, что дурные поступки, в отличие от благородных, нуждаются в согласовании. А судьи кто? Ответ ясен: «... высший шахматный орган — президиум Федерации». Руководителям наших шахмат следует ужесточить требования к набедокурившим шахматистам. Тех, кто проштрафился — пригвоздить. Скажем, так: нарушитель «должен быть строго наказан, может бытьг дисквалифицирован» либо принужден к «принесению публичных извинений».
     (Не с этой ли целью в Федерации воссоздана комиссия «по проблемам этики и воспитания», или «по вопросам морали и этики»? Кстати, вокруг названия в президиуме были споры. На слове «этика» особенно настаивал А. Рошаль.)
     Очевидец Олимпиады в Салониках, М. Крохов осудил не грешащее конкретностью сообщение В. Бабкина о том, что там «иные шахматисты не здоровались даже с членами президиума Шахматной федерации СССР».
     «Иные»,— поясняет М. Крохов,— это Г. Каспаров, демонстративно не замечавший председателя и первого заместителя председателя — В. Севастьянова и К. Крогиуса. И не подумаю оправдывать неэтичное поведение, чем бы оно ни было вызвано. Но, право, не уверен, есть ли нужда акцентировать внимание широкой публики на подобных деталях. В конце концов, такая огласка никогда не приводила к улучшению личных отношений, а ухудшать их и вовсе не следовало бы.
     Тем более, что Каспаров дает достаточно оснований для куда более серьезных претензий к нему...»
     Прочитав такое нравоучение, В. Бабкин мог бы и возмутиться: он ведь, говоря о приветствиях, в отличие от оппонента не оглашал ни фамилий, ни должностей. И, быть может, невольно «акцентировал внимание» несколько на другом: «иные» не здоровались с членами преображенного президиума, «как находившимися в составе делегаций, так и оказавшимися в числе приехавших в Салоники в группе туристов».
     Это была, по свидетельству того же М. Крохова, «наша специализированная туристическая группа (журналисты, представители шахматной общественности)». Добавим: группа, сформированная Госкомспортом.
     Похоже, для тех, кому давно уже все понятно, решен и вопрос «зачем же тогда Федерация?..»
 

«НЕКИЙ РАСКОЛ»

     Не хотелось бы, чтобы у читателей возникло впечатление, будто «Спортивная Москва» занята исключительно шахматно-воспитательной работой. Приведу открывок из интереснейшей беседы с И. Родниной под заголовком «Не строить дом из старых кирпичей». Выдающаяся фигуристка затронула болевые точки нашего спорта:
     «Не раз убеждалась, что труд функционера — нелегкий хлеб. Надо и снизу — в среде спортсменов — «не проколоться», и наверху выглядеть полезным. Отсюда и методы, практикуемые в Госкомспорте. С одной стороны — эдакая нахрапистость, пробивные качества, с другой — дипломатия в худшем смысле слова.
     ...Ни для кого не секрет, что ни одно министерство страны не имеет такого количества загранкомандировок, как Госкомспорт. А выезды — это возможность не только посмотреть мир, но и значительно поправить семейный бюджет. Отсюда вытекает и стремление попасть в аппарат комитета, и боязнь потерять хлебное место. Само собой, эти мотивы невозможно сохранить в тайне от спортсменов, тренеров. Вот так и разлагается спорт изнутри».
     Так уж совпало, что в день публикации критических заметок В. Бабкина, 22 декабря, Шахматная федерация профсоюзов постановила: избранный на пленуме «президиум Шахматной федерации СССР считать полномочным нельзя, а результаты начала его работы следует признать неудовлетворительными».
     А в день публикации претензий М. Крохова, 29 декабря, в «Известиях» появилось письмо значительной группы шахматистов, заявившей: «Необходим Шахматный союз». О пленуме Федерации было сказано, что «весь его ход развеял иллюзии на оздоровление обстановки в нашем шахматном доме... В его работе как-то не просматривались те нормы демократизации и гласности, которые все больше утверждаются в нашей жизни».
     Как бы то ни было, президиум Федерации, исходя из решений пленума, незамедлительно приступил к созданию юридически правомочной организации на базе бывшего Управления шахмат Госкомспорта. 25 января в «Советском спорте» был опубликован проект Устава Шахматной федерации СССР,— а уже 27-го он был обсужден на расширенном заседании президиума и принят за основу. На это заседание пригласили немало шахматистов, но права выступать и даже спорить с президиумом удостоились лишь гроссмейстеры. А спорных вопросов было немало. Например, и такой: с какой стати Федерация станет контролировать гроссмейстеров, приносящих казне немалые доходы? (Может быть, наоборот, гроссмейстеры должны контролировать Федерацию?)
     Комментарий М. Крохова: «... Атака «сверху»... Вопрос сложный. Но как бы к нему ни подходить, следует иметь в виду два связанных накрепко обстоятельства. Да, гроссмейстеры обеспечивают своей успешной игрой поступление валютных средств. Но это стало возможным притом сравнительно недавно) только потому, что десятилетиями государство вкладывало — и продолжает вкладывать — огромные средства в развитие шахмат, в конечном счете и на то, чтобы вырастить сильных гроссмейстеров».
     Комментарий заслуженного тренера Белорусской ССР А. Капенгута: «Те, кто зарабатывают и сдают валюту, имеют полное право знать твердый процент, который идет на шахматы, и знать, как эти средства расходуются. А «логика» Госкомспорта в отношении спортсменов, обеспечивающих валютные поступления, просто наивна. Минимум прав — и максимум обязанностей. Как-то прочел в «Советском спорте» примерно следующее: в затраты на подготовку теннисиста А. Чеснокова входят все затраты на подготовку его спарринг-партнеров и т. д. Чистейший абсурд — вешать на лидера всю сборную Союза и ее резерв, все расходы на подготовку с детских лет! Государство, конечно, затратило на него немало средств, но он их давно уже, и с лихвой, окупил...»
     «Спустя несколько дней на заседании президиума Шахматной федерации профсоюзов была предпринята еще и атака «сбоку»,— заканчивает свой комментарий М. Крохов,— мне думается, что непримиримая позиция трех выступавших (чемпион мира Г. Каспаров, А. Никитин, Е. Бебчук) может привести лишь к расколу. Впрочем, это отдельная тема.
     Нужно крепко, ответственно подумать. Однако на долгие колебания времени, похоже, уже нет» («Спортивная Москва», 9 февраля 1989).
     На июльском пленуме Федерации: М. Ботвинник, В. Севастьянов, Н. Крогиус и отв. секретарь Федерации М. Архангельский. В октябрьском «64» (№ 20, 1989) М. Ботвинник сообщил: «Президиум Шахматной федерации СССР по инициативе В. Севастьянова отклонил мой проект новых правил проведения соревнований на первенство мира... Я пришел к выводу, что в президиуме преобладают групповые интересы, и вышел из его состава...»
     Не прошло и девяти месяцев, как ответственный секретарь «64» Л. Гвоздев развил «отдельную тему», но в весьма неожиданном направлении (№ 19, 1989). Сразу оговорив, что «иным» его трактовка покажется «дикой, непозволительной ересью», автор сообщил читателям:
     «Когда чемпион мира заявляет (убежден, что искренно, и что бы там ни говорили, имея на то право): я не желаю состоять в одной организации с ее нынешним председателем,— о каком сохранении единства речь! Когда создан, и официально зарегестрирован, и начал действовать Союз шахматистов, куда вошло немало таких людей, от которых не отмахнешься, даже если кому-то и очень хотелось бы, не означает ли это наличие серьезной трещины!..
     ...Признаки раскола налицо... Раскол (поверите ли, с непривычки даже боязно употреблять это слово в позитивном значении) есть благо для наших шахмат.
     ...Интересы профессионалов и любителей сплошь и рядом расходятся... Похоже, мы все это уже усвоили в первом приближении. Не означает ли это, что отношения между небольшой группой высококвалифицированных профессионалов и многомиллионным сообществом любящих играть в шахматы должны как-то регулироваться... тонко, деликатно, гибко, к взаимному удовольствию и выгоде!
     ...Пора понять... Надо бы основательно поразмышлять над всем происходящим... Поразмышлять!..»
     Ну что ж, давайте поразмышляем. Итак, помимо Федерации при Госкомспорте, создан и независимый Союз шахматистов СССР. «А может, ничего страшного и нет! А вдруг получится здоровая социалистическая конкуренция!..» — допускает А. Рошаль. (В октябре! А в июле, на заседании президиума, голосует против слова «добровольная» в названии Федерации. Редкая гибкость.)
     Здоровая конкуренция — это хорошо. Но вдумаемся: у кого же и с кем расходятся интересы? Неужели у профессионалов с любителями? Если и так, то разве что с малочисленными любителями понукать профессионалов, да еще от имени всех шахматистов — уж этот-то раскол в самом деле благо для наших шахмат!
     Отрывок из выступления Председателя Шахматной федерации профсоюзов мастера Ю. Васильчука на заседании президиума Федерации 27 января:
     «Самые большие трудности сейчас испытывают массовые шахматы. Поэтому мы и предложили создать Шахматный союз, деятельность которого была бы связана с активизацией общественности на местах. Необходимо поднять роль клубов как хозрасчетных организаций, опирающихся на гроссмейстеров и ведущих мастеров. С их помощью клубы смогут зарабатывать средства на развитие шахмат. Но для того, чтобы общественность могла выполнять работу на местах, нужно, чтобы она обладала правами. Нельзя создавать организацию, подминающую под себя права и решения нижестоящих организаций.
     К сожалению, в проекте Устава Федерации заложен другой принцип — жесткий и полный контроль над спортивной отраслью. Этот проект Устава, по-видимому, справедлив для государственного аппарата. Но в данной ситуации я бы думал о том, чтобы дать как можно больше самостоятельности местным организациям. А в этом проекте слышится металлический голос, я бы сказал, голос 30-х годов. Такая жёсткая и непримиримая позиция выглядит несовременной. Необходимо обсуждение, товарищеское обсуждение критических выступлений в печати, выявление расхождений и сближение позиций по существу. Накопилось много замечаний, и мне непонятно: почему на них никто не реагирует — ни Госкомспорт, ни Федерация?
     Скажем, выступил с критикой М. Дворецкий. Она заслуживает обсуждения — Дворецкий у нас, мягко говоря, не случайный человек. А вместо этого А. Суэтин «приложил» его в «Правде»... Но в наше время негоже ругать за критические выступления. Они почему-то рассматриваются как личные конфликты, изображаются как конфронтация, как некий раскол».