УМЕРЕННЫЕ ДОЖДЕВЫЕ ЛЕСА И ВУЛКАНЫ ЮЖНОГО ЧИЛИ
Карлос изучал популяцию выдр на этом участке побережья и тратил по двадцать минут на каждый пункт наблюдения, чтобы записать численность увиденных выдр. Нас удивило, как мало, оказывается, он знал о поведении выдр и расположении их нор, которые могли быть местом выведения потомства или просто служить для отдыха. Я начал подозревать, что практические дела — обеспечение лодкой, строительство домика, содержание в порядке тропинок и т. п. — занимали большую часть исследовательского времени Карлоса.
Чилийские огненношапочные колибри носились, преследуя друг друга, возле нашего домика, порхая над кустами барбариса и фуксии. Эти сражения занимали у них так много времени, что я сначала недоумевал, каким образом они восполняют затраченную энергию. Однако потом понял: их корм — нектар — содержит большое количество сахара. Самца отличает белое пятнышко над глазами, но, когда колибри летают, их трудно различить. Удивительно, как они вообще могли находиться здесь, в таком холоде. Замечено, что многие южные кустарники имеют красноватые цветы, привлекающие опылителей — колибри, что, возможно, объясняется тем, что в этих местах очень мало пчел. Птицы различают цвета, и их привлекает все красное, в то время как насекомые предпочитают ультрафиолетовую часть спектра. Таким образом, там, где птицы не являются опылителями, вы не много увидите ярких красных цветов.
Мое внимание привлекла также другая необычайно маленькая птичка, прятавшаяся в бамбуковых зарослях. Она даже более миниатюрная, чем крапивник, в красноватой шапочке и с парой непомерно длинных хвостовых перьев, в два раза превышающих длину ее тела: во время полета перья развеваются словно средневековый вымпел на топ-мачте. Шестиперая иглохвостка — самая крошечная птичка в этих лесах, и она так же экзотична, как и ее имя.
Кроме пронзительных криков фью-фью и кудахтанья чукао в этом лесу можно было услышать новый звук: вначале он удивительно напоминал раздраженное тявканье маленького щенка терьера. Это кричал черногрудый гид-гид, птица больше крупного дрозда. Нас очень подмывало ее снять, даже больше, если только это возможно, чем чукао. Она редко летает и обычно держится под пологом в самых темных местах близ лесной подстилки. Она чрезвычайно робкая и вместе с тем очень любопытная. Будете ее искать — никогда не найдете, но, если тихо сидеть там, где слышались ее крики, она неожиданно появится сама всего лишь в двух метрах от вас. Это почти черная птица с красной шапочкой и грудкой, с непомерно большими лапами, которыми она роется, подобно курице, в листьях. Как и чукао, она поднимает хвост так прямо, что он даже чуть наклоняется к голове; местное название всех этих птиц «тапачульос», что Дарвин перевел как «птица — закрой свой зад».
Хью в тот вечер вернулся в семь часов. Полсуток он провел, сидя с камерой и не расслабляясь ни на секунду, чтобы не упустить выдру. Он сообщил, что сделал два-три хороших кадра, в том числе тот, где выдра показана крупным планом за едой (кадр был заранее включен в сценарий, но до самой последней минуты мы сомневались, удастся ли его сделать). Хью пришел в восторг, когда увидел молодых самца и самочку, которые возились и катались на пятачке желтоватых водорослей на скале. Чтобы получить кадры с близкого расстояния, нужно было подобраться с другой стороны скалистой бухточки, а для этого пришлось прорубить тропу через весь островок, отделенный от материка полосой песка.
На следующее утро мы с Дональдо отправились прорубать тропинку — дело непростое, когда нет ножа-мачете. Подняться на утесы островка можно было только одним путем — по выступу, где заросли бамбука сплетались в сплошную массу. Мы прорубили туннель и проползли под шатром растительности. Это напоминало мне восхождение в «Потерянный мир» Конан Дойла. Словно мальчишка, я загорелся желанием прорубить свою тропу на вершину вздымавшегося над плато утеса, где никогда не ступала нога человека.
Мы подошли к двадцатифутовой голой каменной глыбе. На ней, к счастью, было достаточно выступов, за которые можно было ухватиться руками, и пара длинных бамбуковых лиан свисала как раз в подходящем месте. Скоро мы были уже на вершине, но там нельзя было сделать и шагу: смесь карликового бука, каких-то родственников ананаса, цветущего кустарника, гуннеры с колючими огромными листьями и, конечно, ползучего бамбука. Проливной дождь, непрерывная борьба с ветвями вместе с карабканьем на вершину утеса ужасно измотали наши силы. Вскоре, к большому удивлению Хью, мы вызвали ого по рации с вершины утеса.
Спуск с утеса вниз на площадку, где можно было соорудить укрытие, не занял много времени. Спускались или по голым скалам, или по густым зарослям карликового бука. Возвращаясь назад, мы тщательно расчищали тропинку. Весь этот день и половину следующего дождь лил как из ведра, и осторожные выдры, опасаясь незнакомого «сооружения», не рискнули показаться. Все наши труды на этот раз оказались напрасными.
фотографии
Однажды вечером после жаркого полудня я шел по пустынному берегу к реке, чтобы искупаться. В том месте, где она пересекала побережье, ширина русла достигала примерно двадцати ярдов. Я побрел вдоль реки и оказался в настоящем тропическом лесу. Продвигаться вперед можно было, только зайдя в реку; два или три раза мне пришлось плыть. Только один раз я увидел бекаса, выискивающего корм у кромки воды, и больше ничего, к тому же в воде было так холодно, что я даже боялся нажить себе какую-нибудь хворобу. Стуча зубами, я повернул назад, к месту, где оставил одежду. Уже идя вдоль берега обратно, я увидел пуду — карликового лесного оленя Анд. Он пощипывал травку, росшую на песке. Это была самочка величиной с крупную собаку, темно-коричневая, с золотисто-коричневыми ушами.
По характеру животного мира Чили похоже на остров. На севере страны лежит пустыня Атакама, на западе — Тихий океан, на востоке — Анды, а на юге — льды и фиорды Патагонии. Именно поэтому она оказала гостеприимство большому числу только ей свойственных эндемичных видов, например чукао и черногрудому гид-гиду. Хотя пуду встречается также в соседних районах Аргентины, Перу и Боливии, это главным образом чилийский вид.
Еще недавно небольшие стада пуду паслись повсюду, но численность животных за последние годы резко сократилась. Когда я подошел настолько близко, что меня увидели темные, похожие на бусинки глаза, животное встрепенулось, а я остановился. Пуду продолжал пастись. Я подошел на расстояние десяти ярдов, и тогда оказавшийся в кустах самец — партнер этой самочки уловил мой запах и издал пронзительный предостерегающий звук, похожий на крик птицы. Самочка тотчас же понюхала воздух. Она, должно быть, была невероятно близорука или совершенно безразлична к моему присутствию — ведь я стоял на фоне открытого моря и неба. Она засеменила прочь, и без того пустынный берег совсем опустел.
Пуду в Чили часто держат как домашних животных, несмотря на то что они официально находятся под охраной. И все же об их жизни в естественных условиях мало что известно. Среда их обитания исчезла — густые бамбуковые леса, некогда занимавшие всю южную часть Чили, ныне почти целиком сведены. (Даже сейчас чилийское правительство объявляет торги на большую часть лесов острова Чилоэ, древесина которых пригодна для паркета.)
Мы бесконечно долго обсуждали, как и когда следует возвращаться назад. Поскольку даже умеренной силы бриз мог оказаться опасным для лодки, мы послали за лошадьми, и они, к большому нашему удивлению, были поданы. Это оказались всего-навсего крошечные пони, но впоследствии они покорили нас своей выносливостью и решительностью, с какой преодолевали трудный путь, утопая по брюхо в грязи и перебираясь через бурные реки.
На следующее утро снова шел ливень — казалось, Чилоэ во что бы то ни стало пытался поддержать свою репутацию дождливого места. Мы оттащили лодку как можно дальше от воды и начали привязывать груз к спинам лошадей, натруженным грубыми вьючными седлами с огромными гвоздями. Упаковав свое драгоценное оборудование в пластиковые мешки, мы сложили его в чемоданы, зашили в рыболовную сеть и навьючили на лошадей. И вот, напоминая шайку грабителей, мы тронулись в путь на север, вдоль побережья.
Дул сильный западный ветер, и великолепные волны, разбиваясь, выбрасывали далеко на берег обрывки водорослей, обломки крабьих панцирей. Стаи Магеллановых куликов-сорок бегали взад и вперед за волнами на своих, казалось, слишком коротеньких ножках и выхватывали из песка двустворчатых моллюсков. Свидетельство их работы — бесчисленное множество пустых раковин, кучами выброшенных волнами далеко на берег. В песке виднелись также огромные, длиной шесть дюймов, панцири усоногих раков и стволы деревьев, настолько изъеденные внутри древоточцем, что стали полыми. Усиливался шторм, сгущался туман, но мы упорно шли вперед.
Сделав крутой обход через лесные топи, заросшие папоротником, мхом и какими-то цветущими растениями, мы вышли из бамбуковых зарослей снова на побережье. Во время спуска по крутой тропинке к морю на одной из лошадей съехала поклажа. Но веревка сработала как подпруга, стягивающая нижнюю часть живота лошади, — и этого было достаточно, чтобы лошадь рванула, встала на дыбы, поклажа упала прямо животному под ноги, совсем его запутав. Копыта отчаянно ударили о песок, струей взметнувшийся вверх, и обрушились на два драгоценных чемодана. В одном находился магнитофон стоимостью свыше тысячи двухсот фунтов и две переносные рации «уоки-токи» по полторы тысячи фунтов стерлингов. Вдруг крупная рыба пролетела по воздуху, потом еще и еще одна. Оказалось, что мешок с рыбой, которую мы накануне поймали и закоптили, попал под лошадиные копыта. При виде «летающей» рыбы мы разразились гомерическим хохотом, и я оказался не способным что-либо предпринять для спасения аппаратуры. К счастью, взбрыкивающая лошадь очутилась рядом со мной, я лихорадочно схватил поводья, не зная, однако, какой командой по-испански ее можно успокоить. Мы вытащили помятые чемоданы, но раскрыть их на песке под дождем не решились.
Около трех часов дня, сильно промокнув и стерев до крови ноги, мы добрались до реки Челу. Там нас ждали две лодки. Поторговавшись о цене, мы сняли поклажу с лошадей, чтобы животные могли переплыть реку. Лодочник энергично рванул за пусковой трос, он натянулся, и, постоянно сменяясь у этого «штурвала», мы прошли пять миль против течения. Медленно двигаясь вперед, мы имели возможность хорошо рассмотреть лес, затопленный в результате опускания речной долины, вызванного землетрясением 1960 года.
